Скверна, сакральность и сила слова: почему «гнилое слово» не проходит бесследно

Представьте, что вам вручили заряженный лазерный бластер из фантастического романа. Им можно аккуратно резать сталь для произведения искусства. А можно — просто размахивать им в толпе, стреляя вслепую. Примерно так все мировые религии, особенно христианство, смотрят на человеческую речь. И уж точно так они смотрят на тот её пласт, который мы эвфемистично называем «нецензурной лексикой». Дело тут не в ханжестве. Дело в фундаментальной физике души.

Если отбросить морализаторство, которое только вредит дискуссии, религиозный взгляд на мат оказывается поразительно глубоким и — что удивительно — почти научным. Это не крик: «Ай-яй-яй, как некультурно!». Это скорее спокойное, но твердое предупреждение: «Осторожнее, это устройство обладает силой, которую вы не до конца понимаете».

В начале было Слово. Этой фразой открывается Евангелие от Иоанна, задавая тон всему христианскому мировоззрению. Бог творил мир не руками, а Словом. «Да будет свет» — и он стал. В этой парадигме речь — это не просто коммуникация. Это инструмент творения, проводник воли, сила, которая структурирует хаос в космос. А что такое матерное слово в этом контексте? Это анти-слово. Если обычное слово призвано созидать, объяснять, строить мосты понимания, то мат — это инструмент точечного разрушения. Это не отсутствие культуры; это акт контр-культуры, направленный на демонтаж реальности.

Апостол Павел в своем Послании к Ефесянам просит: «Никакое гнилое слово да не исходит из уст ваших». Ключевой тут термин — «гнилое». В оригинале используется греческое слово «сапрос» — то есть испорченное, трухлявое, разлагающееся. Речь идет не о нарушении правил приличия викторианской эпохи. Речь идет об экологии духа. Произнося оскорбление, человек не просто грубит. Он вываливает в середине собственного бытия мусор, устраивает словесную свалку. Он вносит дисгармонию в миропорядок, который, напомним, был оценен Творцом как «хороший весьма».

Здесь религия проявляет себя как первый в мире эколог — только не окружающей среды, а среды человеческого общения. Она предупреждает о токсичных вербальных выбросах. Каждое такое слово — это микровыброс духовного диоксида серы. Оно отравляет не только того, к кому обращено, но и в первую очередь — того, кто его произносит. Это акт самоповреждения.

Ирония ситуации заключается в том, что корни самой этой лексики зачастую уходят в глубокую сакральность. Историки языка знают, что многие из табуированных ныне слов вовсе не всегда были «плохими». Они были сильными. Они касались жизни, смерти, продолжения рода — тех основ, которые в древних культах были облечены в строжайшие табу и ритуалы. Их не произносили всуе, потому что их сила была сравнима с силой высокого напряжения. Христианство, вытеснив языческие культы, демонтировало и ритуальный контекст этих слов, но не смогло лишить их силы. И тогда произошла удивительная метаморфоза: слова, бывшие сакральными, стали профанными. Из инструментов созидания они превратились в орудия разрушения. Мы не поднялись до их уровня — мы опустили их до своего.

Современный человек, матерись он в пробке или в комментариях под постом, бессознательно пользуется этим древним, забытым могуществом. Он думает, что просто выражает эмоцию. На самом деле он совершает маленький, жалкий, но все же ритуал осквернения. Он применяет древнюю «магию», чтобы испортить день соседу. Это все равно что пытаться запустить космическую ракету, чтобы зажарить сосиску на выхлопе её двигателя. Неэффективно, глупо и неправдоподобно жалко.

Так что в следующий раз, когда язык потянется к тяжелой артиллерии нецензурщины, чтобы описать качество работы интернет-провайдера, возможно, стоит на секунду задуматься. Вы собираетесь использовать тот самый инструмент, который, по мнению величайших умов человечества, участвовал в творении Вселенной, чтобы просто-напросто пожаловаться на скорость Wi-Fi. Это не грех. Это просто дьявольски расточительно.

-о. Михаил Бреннан