Львович

У Львовича не хватает пальцев — издержки тюремного прошлого. Из всех когда-либо встреченных мной баптистов у Львовича, пожалуй, самое заслуженное право просить убежище у американцев с мотивировкой «пострадал за веру». Но Львович здесь. Не знаю, почему. От американской пенсии Львович бы не отказался: сидел бы в какой-нибудь Аризоне, давил бы тапком скорпионов и пугал бы соседей нестандартным поведением, которое и русским-то не комильфо. Но то ли потому, что американцы смотрят на него с плохо скрываемой гримасой брезгливости, то ли потому, что львовичева ушлость сильно не дотягивает до деловитой ушлости обычного «хомо баптистикуса», факт остается фактом: Львович тут, а те многие, кто с удовольствием рассказывал его душераздирающую историю своим спонсорам – там.

Львович мало кому доверяет. Привычка фильтровать базар с тюремных лет осталась и живет по сей день. Ругательство у Львовича, как правило одно на все случаи – «сексот». И как бы странно это слово ни звучало, оно совсем не про секс. Львович недолюбливает всякого рода осведомителей, стукачей и предателей – сексотов, то бишь. Собственно, в них и кроется причина его тюремного прошлого: совсем молодого верующего заложили эти самые, и пошло-поехало.

В выражениях Львович не стесняется. Язык у него без мата, без пошлых параллелей, но очень образный. Ну, то есть вроде бы ни одного слова запрещенного в речи не прозвучало, но стоишь красный, как будто сапожник только что выругался, а ты – воспитанница девичьего пансиона. Так бывает, когда вещи своими именами называешь. И не ради того, чтобы всех вокруг заставить испытывать неудобства или показать свою напускную принципиальность. Просто по-другому не умеешь.

У Львовича трудная жизнь. Одинокая. Безденежная. Со стороны даже какая-то безнадежная. Но сам Львович всегда полон надежд. То книгу пишет, рассчитывая на хороший гонорар из Америки. То рассказывает, что он, старый, сильно худой, с серым лицом и недостаточным количеством не только зубов, но даже пальцев, типичный «зек» понравился какой-то женщине, и строит планы.

Я Львовича не видел уже много лет. Когда его не станет, а он уже довольно стар, я даже не узнаю об этом. Но что удивительно, что вот он так и будет жить в моей голове, что бы с ним ни произошло. А многие более близкие знакомые ушли из моей головы, даже не скрывшись из глаз.