Скелет в шкафу Священного Писания. Песнь Песней.

Почему самая откровенная книга Библии продолжает смущать верующих

В мире, где религиозные тексты часто используются как мерило морали, существует одна книга, которая неизбежно вызывает покраснение щек благочестивых толкователей. «Песнь Песней» — восемь коротких глав, втиснутых между экклезиастовым скепсисом и пророческим плачем Исаии, — это эротический скелет в шкафу библейского канона. Это текст, который не вписывается в привычные рамки: в нем нет ни закона, ни заповедей, ни даже упоминания Бога. Есть только два голоса — мужской и женский, — сливающиеся в страстном дуэте, воспевающем не божественную любовь, а вполне земную, телесную страсть.

История интерпретации этой книги — это история великого побега. Побега от очевидного. Уже во II веке такие мыслители, как Ориген, предложили читать текст аллегорически: жених — это Христос, невеста — Церковь. Средневековые комментаторы развили эту мысль, превратив откровенные описания тел в сложные системы духовных символов. Женская грудь становилась «двумя заветами», а поцелуй — «вдохновением Святого Духа». Эта герменевтическая акробатика была попыткой спасти текст от самого себя, от его неприличной, животрепещущей плоти.

Но если отбросить эту многовековую патину стыдливых толкований и взглянуть на текст напрямую, перед нами предстает нечто удивительное. Это собрание любовной лирики, возможно, свадебных песен, полных ярких, чувственных метафор, понятных любой культуре. «Два сосца твои — как два козленка, близнецы серны», — говорит герой. «Чрево твое — ворох пшеницы, окруженный лилиями». В оригинальном контексте эти слова не были загадкой. Они были прямым, поэтическим восхищением физической красотой. Попытка прочесть это иначе — все равно что натягивать вуаль на античную статую, стыдясь ее совершенства.

Возникает вопрос: как такое произведение вообще попало в канон? Легенда гласит, что решение было принято на Ямнийском соборе около I века нашей эры, и что влиятельный раввин Акива яростно защищал его, провозгласив: «Все писания святы, но Песнь Песней — Святая святых». Но что он защищал? Буквальный текст о вожделении или его богословский потенциал? Скорее всего, последнее. Текст был спасен потому, что его можно было спасти — то есть, одухотворить, поднять от земли на небо.

Однако сегодня, в эпоху, когда мы пересматриваем отношения между телом и духом, стыдом и открытостью, «Песнь Песней» предлагает новый, радикальный взгляд. Она не нуждается в спасении. Она сама — спасительница. Это текст, который освящает человеческую близость, признавая страсть и нежность не греховными силами, которые нужно обуздывать, а фундаментальными составляющими человеческого бытия. Он напоминает, что любовь — это не только душа, смотрящая на душу, но и тело, откликающееся на тело.

В конечном счете, дискомфорт, который вызывает эта книга, — это не дискомфорт от текста, а наш собственный. Это наше смущение перед лицом чистой, ничем не опосредованной радости. «Песнь Песней» остается вечным напоминанием о том, что прежде чем любовь стала богословской концепцией, она была — и остается — дрожью кожи, вкусом вина на губах и тихим шепотом в ночи. И что, возможно, в этом нет ничего грешного. Возможно, в этом и есть святость.

-ДВ